Валерия Аркадьевна Ситникова – наша землячка. Ее творчеству было посвящено очередное заседание поэтического клуба "Воскресение". В этой литературной страничке представлены стихи Валерии Ситниковой, а также отрывки из переписки поэтессы с почетным жителем г. Нолинска, а ранее – учителем литературы и руководителем литературного кружка, который посещала Валерия Ситникова, – Виктором Сергеевичем Путинцевым.
Я сегодня плакала во сне:
Луг приснился и табун в тумане.
Бабушка дотапливает баню
И рукой с порожка машет мне.
На крапиве – жгучая роса,
А в крапиве так сладка малина!
Бабушка молитву сотворила
И ладошкой вытерла глаза.
Хватит в сердце у нее добра,
Чтоб и за крапиву помолиться:
– Все живое да благословится,
Крепко спи до самого утра.
И хворобы, и грехи с меня
Смыла в баньке
земляничным мылом
И на сладкий сон благословила
И меня, и на лугу коня.
…...Бабушка, зачем ты умерла?
Знала я, что старики не вечны,
Но такой утраты бесконечной
Я себе представить не могла.
Табуны не ходят к речке пить,
Высохла малина в огородах,
Мается бессонницей природа:
Некому на сон благословить.
"Начало моей биографии не очень веселое: на втором году жизни открылся туберкулез, и до школы я практически постоянно жила у бабушки и деда в деревне Малая Блиновщина Зиминского сельсовета, где меня вылечила фельдшерица тетя Миля".
Лесной сон
Тишина полуденного леса,
Знойный дух земляничных полян
И грибного заветного места
Жутковатый и сладкий туман.
То-то вспомнится дедова сказка:
– Как тоска некошного возьмет,
Он заманит мою ясноглазку
И во внучки к себе уведет.
Вижу, леший еловой корягой
Притворился и в чащу зовет.
То вздохнет, то в глухом буераке
Заблудившейся телкой ревет,
Пожалею-ка я некошного:
Ненадолго схожу, погощу,
Да скажу ему доброе слово,
Да холодным кваском угощу.
– Ешь картошку, еще не остыла,
Только-только из чугунка.
Я бы хлебом тебя угостила,
Да самим не хватает пока.
Не обидится он. Мне в ладошку
Земляники насыплет, вздохнет,
Крупной солью
присдобрит картошку
И недобрым войну вспомянет.
Просыпаюсь от крика кукушки.
День неспешно к закату бредет.
Деревенское детство с опушки
Разговоры со мною ведет.
"Жила в Нолинске до 1964 года, работала в музыкальной школе. До 1969 года жила с родителями в Краснокамске Пермской области, где, кстати, вместе с ними занималась в драмкружке. В Перми публиковалась в альманахах "Молодой человек", "Современники", "Княженика".
Городскую, прозрачную,
звонкую –
Аттестат от отца невелик –
Вез в санях, заметенных поземкою,
Усеченный войною мужик.
Я не помню ни мамы, ни папы,
Однорукое помню добро…...
По дороге еловые лапы
Осыпали меня серебром.
Восемь верст – далека ли дорожка,
Да ведь конь – волосье да ребро.
Подтыкал мне возница одежку:
Довезти бы до дому добро.
Дед да бабка, да вьюга-поземка
Принимали меня на крыльце,
Городскую, прозрачную,
звонкую,
Доедаемую ТБЦ.
Изможденного, заиндевелого
Выпрягал мой возница коня,
А потом уцелевшею левою
По головке погладил меня.
Я теперь и в здоровье, и в силе,
Вспоминая о горестных днях,
Понимаю, со мной всю Россию
Вез мужик на разбитых санях.
"Потом вернулась в Киров, а в 1970 переехала в Кирово-Чепецк, работала в газете "Кировец", вела литературный клуб "Поиск", играла в народном театре. Там вышла замуж, развелась. Заочно закончила Литинститут. Кстати, ранее поучилась два года в УРТУ и год в МГУ, тоже заочно, но бросила "по семейным обстоятельствам". Но дело не в этом, а в том, что три раза сдавая вступительные экзамены, единственная по русскому и литературе имела только пятерки. Вот такие знания давали в Нолинской школе №1. В 1980 году было две радости: вышла книжка "Земная душа" и по моему сценарию снята передача "От всей души", которую я вела вместе с
В.М. Леонтьевой. К этому времени получила несколько премий СЖ СССР, но годы, к сожалению, не помню".
Нолинск
Древний вятский говорок –
Долгий и певучий.
Милый сердцу городок,
Белый снег летучий.
Мы в разлуке много дней,
Но в степи безбрежной
С каждым годом все родней
Городок заснеженный.
Все равно туда вернусь,
Хоть длинна дорога,
Ведь меня там встретит Русь
Прямо у порога.
Счастье
Каждый день одна картина:
Тополь веткой шебаршит,
Сын терзает пианино,
Муж газетою шуршит.
Каждый день одни заботы:
Про усталость говорю,
Возвратясь домой с работы,
Шью, стираю да варю.
Все обыденно и просто,
Но сияют надо мной
Неожиданные звезды
Вместе с солнцем и луной.
"В 1982 году новый муж увез меня в Джамбул, потом в Россошь Воронежской области и, наконец, в Новгород. Сначала из-за частой перемены мест не могли достояться в очереди до издания книги, а потом началась перестройка. "Им" было не до стихов".
Рыночные отношения
Позабыв про скудный ужин,
Про газеты и про сон,
Панораму жизни чуждой
Смотрит Ванька-гегемон.
Диктор шпарит объявленья,
И похоже, что не врет,
Что Рокфеллер населенью
Небоскребы продает.
Ванька скется на диване,
От волненья закурил:
– Были б доллары в кармане,
Я б один себе купил.
Диктор дальше:
– Фирма купит
Лес, руду, меха и газ.
Ванька зло программы крутит:
– Эти сделки не про нас.
Телевизору внимает,
Камень на душу кладет.
Что там Билли покупает?
Что там Джимми продает?
Ванька смотрит с укоризной
На чужую благодать...…
Кроме собственной Отчизны
Ваньке нечего продать.
* * *
Не держи меня, моя держава,
Горьким хлебом дедовской земли,
Майских трав медовую отраву
Под ноги поутру не стели.
Больше я в любовь твою не верю,
Слух замкнув и взоры отвратив,
Бедами детей твоих измерю
Шепот твой и трубный твой призыв.
Вправе ли судить тебя? Не вправе!
Грех, как грязью бросить в образа...…
Но скажи, зачем по всей державе
У детей не детские глаза?
Озверевший брат идет на брата,
Матери бросают сыновей,
И разбой идет, гудит набатом
По просторам родины моей?
Отпусти! Уйду! Я жить не в силах
С ядом неразбавленным в крови...…
Обернусь во гневе на Россию
И умру от горя и любви.
"Но, в принципе, публикациями не была обижена: кроме "Нового мира", печаталась во всех "толстых" журналах, в региональных "Простор" (Казахстан), "Подъем" (Воронеж), "Север", "Нева", в куче альманахов. Извините, но вспомнить все просто не в состоянии, а в библиотеках это давно уничтожено. Просить денег на издание – не так воспитана. Вот нашелся один сумасшедший – сам предложил. Если скоропостижно не выздоровеет – будет книжка. Честно говоря, после гибели сына (его убили два года назад за 500 рублей) меня литературные проблемы совсем не интересовали. Сейчас немного пришла в себя, затормошили друзья, может быть, еще чего-нибудь наваяю".
Сыну
Во сне ко мне бабуля приходила,
Я у нее всегда любимицей была.
Сказала ей: "Я сына схоронила".
Она меня тихонечко спросила:
"А как же ты сама не умерла?"
* * *
В мире – праздник.
Я – хочу тишины,
Слышать, как стучит в окошко
мороз.
Спи, мой мальчик,
я горюю без слез,
Знаю, что они тебе не нужны.
Знаешь ты, что мне
не выплакать боль,
И вовеки не снести этот груз.
Ты бы взял меня, любимый,
с собой,
Я ни холода, ни тьмы не боюсь.
Я боюсь лишь,
что в назначенный срок
Я пойду к своей могиле одна...…
Нынче праздник на свете, сынок.
Нынче в доме у меня тишина.
"Но, скорей всего, это будет проза: валяются где-то начатые повести, что-то вроде мемуаров – на интересных людей и приключения мне всегда везло: к примеру, 45 лет дружим с певцом-земляком А.Ф. Ведерниковым, не говоря уж о литературных знакомствах. Было бы гонору поменьше, можно было бы в Москве каждый год по книжке выпускать. Но до сих пор мне проще с голоду сдохнуть, чем кусок хлеба попросить".
Не осталось на свете любимых,
На земле не осталось врагов.
Одиночеством горьким гонима,
Я покину неласковый кров.
Я не верю в загробные муки –
Их досталось на бренной земле.
Знаю, верные крепкие руки
Ждут меня и подхватят во мгле.
Верю, встретят у вечной оливы
На исходе последнего дня
Те, кто дружбой меня осчастливил,
Кто враждою уважил меня.
Сброшу жизнь –
надоевшую ношу,
В запределье уйду налегке.
Только нежности кроху не брошу,
В помертвелом зажму кулаке.
* * *
Я гнездо вила, птенца растила
На высоком вятском берегу,
Верила, что никого счастливей
Никогда увидеть не смогу.
Но любовью и бедой гонима,
Понеслась за лебедем в полет,
А меж нами нежный и ранимый
Лебеденок наш летел вперед.
Я тепла своим хотела милым
В незнакомом, неродном краю,
Но не три гнезда, а три могилы
Я теперь под Волховом храню.
Я б легла под вятскую рябину
И затихла угольком в золе,
Да пристыла сердца половина
К новгородской торфяной земле.