ый проныра Ленька куда-то исчез. В класс он вбежал перед звонком, когда мы уже сидели за партами, весь какой-то взбудораженный, и скороговоркой изрек: "Ребята, ко клубу елку привезли, сегодня будут ставить". После такой вести мы, едва дождавшись окончания последнего урока, рванули в клуб.
Елку там уже укрепили в крестовину. С белесых от инея постепенно зеленеющих при оттаивании ветвей, словно слезинки, скатывались капельки воды. От раскидистых пушистых лап исходил аромат свежей хвои, будоражущий еще не тронутое табачком и самогоном детское обоняние. Одна из расчувствовавшихся девчонок, погладив веточку, сказала: "Не плачь, елочка, мы тебя любим, нарядим, развеселим и сами повеселимся".
На полу и подоконниках уже наготове стояли коробки с изготовленными нами же игрушками. По заданию учительницы мы чуть ли не месяц старались кто во что горазд. Кто-то принес в класс бумажный фонарик, другой – раскрашенный карандашами профиль петушка и так далее. А Нинка не пожалела на елочное украшение даже такую дефицитную в ту пору свежую тетрадь. Из белых листов и зеленой корочки, нарезанных ленточками и склеенных в колечки, получились очень красивые цепочки-гирлянды. Вот их она и заметила отложенными в сторонку от приготовленных к развешиванию поделок.
– Разве моих цепочек не будет на елке? – спросила девчонка заведующего клубом.
– Нам только вчера поступило указание, что цепочкам не место на елке, поскольку цепь – это символ рабства и угнетения.
Оказалось, что Нина напрасно изрезала свою драгоценную тетрадку. Были забракованы и еще некоторые поделки, но уже не по идеологическим соображениям, а по качеству изготовления.
Я не пожалел для елки жестяную пушчонку, единственную на всю деревню игрушку фабричного изготовления. Да и та оказалась у нас случайно – отец выиграл ее в карты у бродяжки, ходившего по деревням и продававшего нитки, иголки и всякую другую мелочевку.
Следующий день для нас был еще более впечатляющим. В класс принесли новогодние подарки, которые приготовил для ребятни местный колхоз. По нынешним меркам не ахти какой набор, но в ту голодную послевоенную пору мы были радехоньки этому кулечку, в котором по паре пряников да печенинок и с десяток самых дешевых карамелек-подушечек. Заполучив кулечки, трудно было удержаться от соблазна. Мишка расправился с подарком в один присест, объяснив, что у них вот уже второй день на столе не бывало ничего, кроме картошки. Кое-кто тоже захрустел конфетками, но у некоторых хватило выдержки, чтобы подарком поделиться с домашними.
"Ну, разве можно не угостить бабушку за ее доброту и ласку", – подумалось мне. Уж когда в доме ничего вкусного нет, она все равно делала так, чтоб тебе было приятно. Бывало, вырезав из хлебного ломтя кружочек или ромбик, скажет: "На-ко, Коля, пряничек". И из добрых бабушкиных рук этот кусочек хлеба казался действительно лакомым. Ну и всякий раз, пока она была жива, я из новогодних подарков приносил ей хотя бы по прянику или конфетке.
Сам же досыта наелся таких карамелек, когда уже учился в шестом классе. Приехавшая погостить с Сахалина бывшая жительница деревни пригласила нас, мальчишек и девчонок, к самовару, поставив на стол две большие хлебные каравайные чаруши. Одна до краев была наполнена пряниками, на другой горкой громоздились конфеты-подушечки. Вот был пир! Когда еще такое будет, что уже сыт по горло, а конфеты не все съедены!
Новогодние праздники запомнились не только подарками, а больше всего веселыми хороводами у елки. Торжество открывал директор школы. Фоном во всю сцену клуба была огромная картина с профилями Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Произнеся здравицу в честь вождя, директор поздравлял нас с Новым годом. После этого руководство брали на себя Дед Мороз и Снегурочка. По сути дела они были ведущими подготовленного с нами концерта. У елки звучали стихотворения, частушки, песни. А Валька, прозванная за ее пронзительный голосок Пискотой, облачившаяся в материно довоенного пошива ниспадающее до пола платье, воображала себя оперной певицей и исполняла какой-либо отрывок из оперной партии. А вот Толя, по прозвищу Соловейчик, хотя и немного заикался после того, как пьяный отец выбросил его в окно, но при пении его речевого изъяна как будто и не бывало. Пел же так, ну впрямь Робертино.
Конечно, больше помнится что-то юморное. На одном из праздничных мероприятий всех удивил Васька, которому поручили продекламировать стихотворение Пушкина. Старшая пионервожатая инструктировала его так: "Ты по тексту в нужных местах делай паузы и не стой у елки истуканом – жестикулируй, жестикулируй!"
Васька, поскольку перед публикой выступал впервые, то от волнения позабыл, где же ему делать паузы, и получилось очень потешно. В строчках "Ах, уймись ты, буря!" он ошибся с паузами, и в тексте отчетливо прозвучало образовавшееся нецензурное слово. В зале заулыбались, а Васька, как его учила пионервожатая, при словах "Не шумите, ели" сделал резкий жест в вершину елки. От такой жестикуляции штанишки поддернулись и из ширинки проклюнулся кончик будущего продолжателя Васькиного рода. Заметив Васькин конфуз, стоящая напротив пионервожатая моментально поправила оплошность декламатора. А Васька, увлеченный стихотворением, невозмутимо продолжал: "Мой малютка тихо дремлет в колыбели".
Когда чтец замолчал, зал грохнул аплодисментами, как теперь говорит известный юморист, "публика неистовствовала". После этого выступления к Ваське на всю оставшуюся жизнь прилипла придуманная нами кличка "А-ля-ля".
В карнавалах участвовали почти все. Из нашего класса на скамейке, помнится, отсиживался лишь Валик, стеснявшийся своего уродства – рахита. Большим животом, кривенькими ногами он напоминал изображаемого на карикатурах попа. Потому за ним и закрепилась кличка Гапон. Впрочем, какой-либо ярлык прилипал к каждому: конопатая Валька – Кура, карликового ростика Ванька – Иван Поддубный, с вечно бурчащим животом, наверное из-за травяных лепешек, Маша – Пердеха, трусоватый Ваня – Дрисня...… Все знали об этих кличках, но применяли их в исключительных случаях – при случайных ссорах или драках. Однако мирились быстро и зла друг на друга не держали. А то, что навешивать ярлыки по физическим недостаткам оскорбительно – поняли лишь повзрослев.
Став старшеклассниками, занимаясь в физическом кружке, полученный там опыт мы применили в оснащении елки. Помнится, ходили грудь колесом, когда добились, чтоб ель, словно в вальсе, кружилась на станине. Потом сделали мигающую иллюминацию из окрашенных в разные цвета электролампочек. У нас с однофамильцем Васькой появились гармони, и на всяком новом карнавале, а войдя во вкус и на больших переменах, под наши пиликанья девчонки и мальчишки учились танцевать вальсы да фокстроты.
Много лет минуло с той поры. Сейчас уже нет сил принести и поставить новогоднюю елку, приходится довольствоваться веточками ели, приспособленными в вазу. Принесенные с мороза, оттаивающие в теплой квартире хвойные лапки источают такой знакомый с далекого детства хвойный аромат и воскрешают былое. Вспоминаются те, с кем рядом прошли голодное послевоенное детство и ставшая более благополучной юность. Поскольку образование было бесплатным, многие разъехались на учебу. Даже Мишка, вплоть до седьмого класса ходивший в школу в лаптях и фуфайке с берестяными пуговицами, уехал куда-то учиться.
Где вы сейчас? Стала ли оперной певицей Валька, не знаю. А вот Толю Соловейчика однажды видел дающим интервью на телевидении, когда он приезжал на гастроли в Киров. Недавно с супругой, бывшей одноклассницей, вспоминая прошлое, насчитали среди тех, с кем учились в школе, шестерых учителей, в том числе двух директоров. Есть среди сверстников два офицера, инженер, горный мастер, технолог, заслуженный врач, председатель колхоза, руководитель предприятия, ветврач, комбайнер-лауреат губернаторской премии…...
Вот только у Валентина, ставшего инвалидом-рахитиком из-за голодухи военных лет, судьба сложилась иначе. Из-за чувства своей неполноценности, к сожалению, спился еще в молодости. А вот в противовес можно привести другой пример. Одноклассница Люба, родившаяся хромоножкой, тоже, можно сказать, подранок военной поры, ходила с протезом, но нашла в себе силы окончить институт и вплоть до выхода на пенсию проработать бухгалтером. Так что многое зависит от самого человека. Однако не все. Да, у нас было трудное детство, но впоследствии многие из нас получили образование, работу, жилье и прочие социальные льготы. Как-то сложится судьба тех ребятишек, которые нынче веселятся у новогодней елки, которые в письмах к Деду Морозу просят не карамельки, а компьютер?
Николай ШЕМПЕЛЕВ, наш корр.